Переводы РБО



Перевод Библии под эгидой Российского Библейского общества

Первые попытки русского перевода Свящ. Писания относятся еще к XVII в. В 1683 г. дьяк Посольского приказа Авраамий Фирсов перевел на русский язык Псалтирь с польской протестантской Библии 1663 г. Перевод Фирсова не был одобрен к изданию патриархом Иоакимом. На рубеже XVII и XVIII вв. Новый Завет на русский переводил в Лифляндии пастор Э. Глюк. Первый его перевод пропал в связи с событиями русско-шведской войны. Работа была продолжена Глюком в Москве по личному указанию Петра I. Однако и этот перевод был утерян после кончины пастора в 1705 г. В 1794 г. вышел труд архиеп. Мефодия (Смирнова) «К Римляном послание св. ап. Павла с истолкованием», где параллельно славянскому тексту была представлена русская версия послания. Он стал первым изданным русским переводом библейской книги. В самом на чале XIХ в. вопрос о русском переводе был поднят обер-прокурором Св. Синода А. А. Яковлевым (1802 –1803 гг.). Однако осуществить такой перевод удалось лишь с открытием в России Библейского Общества.

Первое библейское общество было образовано в Великобритании в 1804 г. — «Британское и Иностранное Библейское Общество» (British and Foreign Bible Society). Главной целью Общество ставило осуществление переводов Библии на языки народов, к которым обращена христианская миссия, их издание и распространение по доступной цене. Возникнув в протестантской среде, Общество, тем не менее, с самого начала рассматривало собственную деятельность гораздо шире, как общехристианскую, и активно пропагандировало свои идеи. В критическом для судеб Российской империи 1812 г. в Санкт-Петербурге состоялась встреча эмиссара Общества пастора Дж. Патерсона с высокопоставленным и влиятельным государственным сановником князем А. Н. Голицыным. Она стала судьбоносной.

Казалось бы, события 1812 г. не должны были способствовать отвлечению внимания государственных мужей от насущных военных забот на библейские проекты. Тем не менее, информация о Британском Библейском Обществе и его деятельности вызвала живой интерес у Государя. Во время Отечественной войны произошло личное «библейское обращение» Александра I. Чтение Библии (во французском переводе)с тало для него неизменным ежедневным занятием, основанием постоянных духовных раздумий и о судьбах России, и о предназначении своего царствования. Взгляды Общества казались привлекательными и в связи с общей концепцией просвещения народа как одного из предполагаемых Александром путей к широкому реформированию России. «Синхронность» появления Библейского Общества в России с определенными настроениями и ожиданиями Государя по существу была воспринята как ответ на них.

Днем основания Библей ского Общества в России можно считать 6 декабря 1812 г. — в этот день император Александр I утвердил доклад кн. А. Н. Голицына о целесообразности открытия в столице империи Библейского Общества. «Правилами Общества» определялись следующие его задачи: «…способствование к приведению в России в большее употребление Библий <…> без всяких на оное примечаний и пояснений; <…> обитателям Российского государства доставлять Библии <…> на разных языках, за самые умеренные цены, а бедным без всякой платы; <…> доводить Библию до рук азиатских в России народов из магометан и язычников состоящих, каждому равномерно на его языке…». Декларировалась принципиальная внеконфессиональность Общества, его открытость для представителей всех вероисповеданий. На первом собрании Библейского Общества в Санкт Петербурге 11 января 1813 г. при сутствовали официальные лица всех основных христианских Церквей в России. Президентом Общества был избран кн. А. Н. Голицын. Членство Александра I изначально определило престижность Библейского Общества, поставило его в самый центр политической жизни России, проводимых Александром реформ. 4 сентября 1814 г. открытое в Санкт Петербурге Библейское Общество получило название Российского Библейского общества (РБО). С 1815 г. основываются его отделения в провинциях империи. Организуется переводческая и издательская работа. Свящ. Писание (начинали с Нового Завета) переводили на калмыцкий, бурятский, чувашский, марийский, удмуртский, татарский… За все время издательской деятельности Общества тиражи переводов библейских книг составили свыше 876 тыс. экземпляров на 29 языках, из них на 12 языках впервые. Практически сразу после своего образования Общество приняло участие и в распространении славянской Библии. Закупались издания, оставшиеся у Св. Синода от предыдущих тиражей, с целью последующей распродажи за минимальную плату или для бесплатной раздачи бедным. В 1814 г. было принято решение о печатании славянской Библии. Все финансирование осуществлялось только за счет добровольных пожертвований. Фактически в ведении РБО сосредоточилась вся работа по изданию Библии в пределах Российской империи.

После успешного начала деятельности Библейского Общества не мог не встать вопрос о русском переводе Библии. Его идея давно «витала в воздухе». В связи же с активностью РБО складывалась парадоксальная ситуация: при очевидной недоступности Свящ. Писания для большинства православного населения Российское Библейское Общество, членами которого в большинстве состояли православные, от Императора и высших сановников государства до ведущих иерархов Церкви, занималось переводом, изданием и распространением Свящ. Писания прежде всего среди иностранных подданных и национальных меньшинств.

Определяющей в решении вопроса о русском переводе Библии стала воля правящего монарха. В конце 1815 г. после триумфального возвращения в Россию Александра I ознакомили с обширной издательской деятельностью Общества. Тогда «по собственному движению сердца» он «изустно повелел президенту Российского Библейского общества предложить Святейшему Синоду искреннее и точное желание Его Величества доставить и россиянам способ читать Слово Божие на природном своем российском языке, яко вразумительнейшем для них славянского наречия, на коем книги Свящ. Писания у нас издаются». 28 февраля 1816 г. кн. А. Н. Голицын докладывал на Синоде волю Государя. В Высочайшем Волеизъявлении, в частности, подчеркивалось: «Его Императорское Величество, как внутренним Божественным достоинством Свящ. Писания, так и самыми опытами убеждаясь в том, сколь полезно чтение оного людям всякого звания, для преуспеяния в благочестии и благонравии, на коих зиждется истинное благо людей и народов; и по сему обращая внимание на действия Российского Библейского общества, с прискорбием усматривает, что многие из россиян, по свойству полученного ими воспитания, быв удалены от знания древнего словенского наречия, не без крайнего затруднения могут употреблять издаваемые для них на сем единственно наречии священные книги, так что некоторые в сем случае прибегают к пособию иностранных переводов, а большая часть и сего иметь не может <…>Его Императорское Величество находит <…> чтоб и для российского народа, под смотрением духовных лиц, сделано было переложение Нового Завета с древнего славянского на новое российское наречие, каковое преложение и может быть издано для желающих от Российского Библейского Общества вместе с древним славянским текстом <…> Само собой разумеется, что oцерковное употребление славянского текста долженствует остаться неприкосновенным». Св. Синод поручил организацию перевода Комиссии Духовных Училищ. Сам перевод осуществлялся учеными силами Духовных Академий. РБО взяло на себя его редактирование и издание.Так началась история русского перевода Библии.

Легко угадываются «теневые» фигуры, стоящие за принятым Александром I решением — его близкий, доверенный друг кн. А. Н. Голицын и ректор Санкт-Петербургской Духовной Академии архим. Филарет (Дроздов), в будущем знаменитый Московский святитель. Многое говорит о самой активной роли свят. Филарета в этом деле. Именно он настоял на том, чтобы Общество приняло на себя попечение об издании и распространении славянской Библии: «да не отнимется хлеб чадом», им был составлен текст Указа Императора, ему принадлежала и концепция перевода Нового Завета, представленная в определении Комиссии Духовных Училищ от 16 марта 1816 г. Это были конкретные правила перевода, по сути — инструкция для переводчиков. Важно, что здесь оригинальный греческий текст Нового Завета прямо рассматривался как основа для русского перевода, в отличие от предложенного в докладе Голицына простого «переложения Нового Завета с древнего славянского на новое российское наречие». В правилах, определявших текстуальную основу нового перевода, отдельно подчеркивалось: «…11) греческого текста, как первоначального, держаться в переводе преимущественно перед славянским..; 12) величие Свящ. Писания состоит в силе, а не в блеске слов; из сего следует, что не должно слишком привязываться к славянским словам и выражениям, ради мнимой их важности…»

Работу организовали следующим образом. В структуре РБО был создан особый Переводной Комитет. В состав Переводного Комитета, редактировавшего библейские переводы, вошли ведущие иерархи Русской Православной Церкви, члены Св. Синода, во главе с первенствующим его членом митр. Новгородским и Санкт-Петербургским, а также несколько светских лиц из РБО. Ответственным за исполнение проектов перевода был
назначен свят. Филарет. Комитет, действительно, был рабочий: здесь переводы проверялись, обсуждались и редактировались. При этом конечный вариант перевода рассматривался участниками издания как результат коллективной деятельности Переводного Комитета. Самую активную роль в работе Комитета играл прот. Г. П. Павский, ставший фактически главным редактором всех выполняемых переводов.

В 1819 г. было издано Четвероевангелие; в полном составе Новый Завет вышел в 1821 г. Текст располагался в двух параллельных колонках: слева — славянский, справа — русский.
В 1823 г., после утверждения Государем доклада пастора Патерсона Комитету Библейского Общества о целесообразности по причинам финансовой экономии и удобства в пользовании издавать русский перевод отдельно, последовала первая публикация Нового Завета без славянского текста.

Издания Нового Завета включали два предисловия: 1)«Возглашение к христолюбивым читателям» к Четвероевангелию 1819 г., повторяемое затем во всех изданиях новозаветных текстов; 2)отдельное прибавление «К христолюбивым читателям. По случаю издания всего Нового Завета на одном Русском наречии» к изданию Нового Завета 1823 г. Оба предисловия были составлены свят. Филаретом. В первом аргументировалось само начинание русского перевода как отвечающее древней христианской практике. Указывалось, что перевод Свящ. Писания освящает тот язык, на который он делается, что произошло со славянским. Необходимость русского перевода обосновывалась «таким удалением» обиходного языка от славянского, что славянский сделался «мало понятным». Отмечалось, что требуется «от времени до времени возобновлять перевод, сообразно с состоянием сего языка в его народном употреблении». Предисловие включало текст Указа Императора от 1816 г. Более краткое второе предисловие, по сути, дополняло первое. Оно, в частности, отвечало на вопрос о расхождении версий славянского и русского переводов, подчеркивая, что издатели «с возможной точностью держались подлинника греческого по древнейшим и вернейшим его спискам, из которых свв. Отцы выписывали Евангельские и Апостольские слова в свои сочинения». В посвящениях, предварявших каждое издание, значилось: «По Благословению Святейшего Правительствующего Всероссийского Синода». Всего в рамках проекта РБО было осуществлено 22 различных издания Нового Завета, общим тиражом более 100 тыс. экз.

В 1820 г. «рабочим порядком» приступили к переводу Ветхого Завета. Комиссия Духовных Училищ постановила распределить перевод Ветхого Завета между тремя духовными академиями: Санкт Петербургской, Московской, Киевской. В отличие от проекта по переводу Нового Завета, не последовало никаких официальных постановлений, выражающих концепцию перевода. Тем не менее по характеру осуществляемых переводов и их редактированию в Переводном Комитете можно говорить об основных правилах, которыми руководствовались переводчики. Все переводы делались с еврейского текста. При редакторской правке в Переводном Комитете русский перевод дополнялся версиями греческого перевода Семидесяти, варианты которого помещались в окончательном тексте в квадратных скобках. Отдельные места, однако, могли переводиться прямо с греческого, как это было сделано с рядом стихов Псалтири. Решение издателей положить в основу русского перевода Ветхого Завета масоретский текст нужно признать смелым и радикальным выбором, изначально декларировавшим независимость русского перевода. Таким образом удалось отстраниться от проблем текста Семидесяти, в свое время поставивших в тупик справщиков Елизаветинской Библии.

В 1822 г. в русском переводе была издана Псалтирь. Приоритет, отданный Псалтири, объясняется ее исключительной значимостью в христианской литургической традиции, авторитетом этой ветхозаветной книги как наиболее известной и читаемой в народе. Из книг славянского Ветхого Завета только Псалтирь печатали отдельными тиражами, и в этом отношении издание русской Псалтири соответствовало прежней практике. Перевод был выполнен прот. Г. Павским. Псалтирь стала «пробным камнем» перевода Ветхого Завета. Публикация предварялась обращением «К христолюбивым читателям», составленным свят. Филаретом. В нем в осторожной и взвешенной форме оговаривались особенности еврейского и греческого текстов Псалтири, мотивировалось предпочтение, отданное еврейскому тексту: «Не трудно всякому рассудить, справедливо ли поступлено, что в составлении перевода обращено было внимание на подлинник. В тех местах, где в еврейском подлиннике встречались слова, более или менее отличные своим значением от слов греческого перевода, и где слова еврейские в сравнении с греческими представляли более ясности и без сомнения, обязаны были с особенною точностию держаться слов еврейских». Обращение было подписано тремя синодальными архиереями во главе с «первенствующим» в Синоде митр. Санкт-Петербургским Серафимом (Глаголевским) и повторялось во всех тиражах Псалтири. Печатался только русский текст, поскольку параллельное издание в данном случае продемонстрировало бы значительные отличия славянского и русского переводов. Публикация имела очевидный успех. За два года было осуществлено 13 изданий Псалтири в Санкт-Петербурге, тиражом более 115 тыс. экз., и два издания в Москве по 5 тыс. экз. Псалтирь стала в рамках проекта РБО первой переведенной ветхозаветной книгой и единственной, поступившей в продажу.

В 1824 г. был готов тираж Пятикнижия. Первоначальный план издания, однако, был изменен решением опубликовать полную русскую Библию в пяти томах, по примеру некоторых изданий славянской Библии. Согласно ему объем первого тома определили в количестве первых восьми книг Библии. Книги Иисуса Навина, Судей и Руфь добавлялись к уже сделанному изданию.

Издания первых переводов РБО были встречены практически со всеобщим энтузиазмом, успех был безоговорочный. Известны самые благожелательные отклики многих правящих архиереев Православной Церкви на его появление. Очень проникновенно глубинную суть как самого Свящ. Писания, так и его нового перевода передает высказывание архиеп. Минского Анатолия (Максимовича): «Сколь не сближен славянский язык с российским в церковных книгах наших, но многое для многих оставалось непонятным даже и в Евангелии по непривычке к славянским изречениям: и от того святая истина не могла действовать на сердца читателей в полной своей силе. Ныне и сие препятствие разрушено. Да кажется язык живой и приличнее Слову Жизни. Слыша сие слово на языке нашем,тем паче можем убедиться, что Бог говорит к нам. Да будет сей новый плод трудов Библейского Общества знамением новой благодати и силы Божией во спасение Россов». Начало переводческой работы не доносит ни одного отзыва со стороны духовенства, содержавшего неприятие перевода как такового.

В судьбах и РБО, и русского перевода 1824 год явился отчетливым временным водоразделом, знаменовавшим окончание фазы успешной деятельности. 15 мая 1824 г. в результате придворных и околоцерковных интриг неизменный энтузиаст библейского дела и проводник интересов Общества кн. А. Н. Голицын был вы нужден оставить пост его президента. Место Голицына занял первенствующий тогда член Св. Синода митр. Новгородский и Санкт-Петербургский Серафим (Глаголевский).
Вседействия митрополита с этого времени были направлены на развал библейского движения и прекращение проекта русского перевода Библии. Готовый к распространению десятитысячный тираж Восьмикнижия так и не увидел света. В конце 1825 г. его экземпляры были сожжены на кирпичном заводе Александро Невской лавры. Этим завершилась работа РБО по переводу и изданию русской Библии. Переводы остальных книг Ветхого Завета, которые успели сделать в рамках проекта, в печать уже не пошли. Необходимо отметить, что сам Александр I, несмотря на неоднократные петиции, решительно противился закрытию Общества, которое считал своим детищем. Номинально РБО просуществовало еще до 12 апреля 1826 г., когда оно было закрыто на основании наложенного на соответствующее совместное представление его президента и Киевского митр. Евгения (Болховитинова) Высочайшего рескрипта уже нового императора Николая Павловича. Свернутыми оказались все переводческие программы Общества.

Причины отставки Голицына и закрытия РБО подробно рассмотрены в историческом исследовании А. Н. Пыпина. Инициатором действий по удалению Голицына с ведущих государственных и общественных должностей нужно признать графа А. А. Аракчеева, из-за личных амбиций стремившегося отдалить Голицына от Государя. Как к РБО, так и к русскому переводу он изначально был индифферентен. Другое отношение, однако, было у его сподручных.

Если не поминать всех участников драмы с РБО, среди которых были лица, действовавшие из чисто конъюнктурных соображений, откровенно патологические личности, в деле закрытия Общества и прекращения русского перевода необходимо отметить «особые заслуги» адмирала А. С. Шишкова, занявшего кресло Голицына в Министерстве Народного Просвещения. Он стал главным «локомотивом» и идеологом «антирусской» кампании, вдохновителем всех начинаний «партии сторонников обратного хода» (выражение свят. Филарета Московского). Лидерство Шишкова при марионеточной роли митр. Серафима в действиях против РБО и русского перевода убедительно демонстрируют воспоминания адмирала: «Того же числа [3ноября 1824 г.], в 6 часов по полудне, отправились мы [с Аракчеевым] к митрополиту. Я начал говорить, что хотя никаких гласных повелений о прекращении Библейских Обществ не дано, однако ж с самой перемены Министерства Просвещения намерение склонилось уже к тому, чтоб нигде о них не упоминать. Каким же образом здесь в Петербурге, под его [митр. Серафима] начальством, продолжают издавать об них известия и превозносить их похвалами, тогда как в цели и распространении оных открывается явный вред? <…> После сего суждение обращено было на „Краткий Катихизис“, Архиереем Филаретом написанный и Синодом утвержденный. Митрополит защищал в нем перевод молитв, и вообще все переводы Свящ. Писания с Славенского (как все, незнающие языка своего, журналисты говорят) на Русский язык, утверждая, что многие Славенского языка не разумеют. Тут не мог я сохранить своего хладнокровия. <…> Напоследок, по долгом прении, общее заключение было такое, что Библейские Общества должно прекратить, перевод Священных Писанийна простое наречие не выпускать и, Краткий Катихизис «остановить». Это свидетельство наглядно показывает, как и кем решалась судьба Библейского Общества. Неожиданное для себя назначение на пост министра Шишков, похоже, воспринял как призыв стать спасителем Отечества от заговора революционеров, неизменной частью которого для него была деятельность РБО, воспринимаемая им не иначе, как подрыв православной веры и, соответственно, устоев государственного строя.

После отставок Голицына русский перевод Свящ. Писания стал настоящим «камнем преткновения и камнем соблазна». С началом «новых» настроений не замедлила последовать не менее солидарная обратная реакция и в отношении к переводу. На диаметрально противоположный поменяли свой взгляд и многие церковные иерархи. Как разительную можно констатировать смену позиции митр. Серафимом, чья подпись стоит под предисловиями ко всем изданиям русского перевода. Его ближайшим соратником по выполнению планов закрытия РБО и прекращения русского перевода стал Киевский митр. Евгений (Болховитинов), в 1819 г. вполне благожелательно отзывавшийся о переводе. Противники перевода стали связывать с ним целый ряд негативных явлений религиозной и общественной жизни. В 1824 – 1825 гг. аргументация против русского перевода в значительной степени совпадала с аргументацией против самого Общества. Деятельность РБО по русскому переводу и изданию Свящ. Писания стала прямо представляться важнейшей частью протестантского заговора против Православной Церкви. Шишков подкреплял этот тезис тем, что таким образом «уничтожался тот язык, на котором в церквах производится служба и читается Евангелие». Ректор СПбДА еп. Григорий (Постников) в письме к свят. Филарету (Дроздову) от 13 июня 1824 г. писал: «О Библейском Обществе говорят, что оно учреждено для того, чтобы ввести реформацию. Что вы ни скажете в опровержение, вам представят в доказательство список с какого нибудь английского или немецкого или французского листка какого нибудь писателя, который говорит, что самый надежный способ распространить реформацию есть раздача Библии…». Шишков настойчиво выступал против «монополизации» изданий Библии Обществом, требуя вернуть ее Синоду. И хотя и в решительных заявлениях Шишкова, и во вторящем ему «торжествующем» восклицании митр. Серафима (в связи с отставкой кн. Голицына) о том, что «Библию станем печатать опять только в Синоде», очевидно звучит ревность об ущемленных правах правящего органа Православной Церкви, врядли их нужно связывать с действительной заботой о библейском деле. (В этом отношении более чем выразительным представляется следующее сравнение: за 10 лет, с 1814 по 1824 г., РБО осуществило 15 изданий полной славянской Библии общим тиражом 118 тыс. экз., тираж отдельных изданий славянского Нового Завета составил 140 тыс. экз.; после закрытия РБО первое издание славянской Библии последовало только в 1839 г. (!), следующее — в 1855 г..) В свое время взятие Обществом на себя изданий славянской Библии не только не вызвало возражений со стороны Св. Синода, но скорее было воспринято как освобождение от обременительной обязанности. Это требование можно понимать как направленное прежде всего против русского перевода, прекратить печатание которого Шишков намеревался путем ведомственной смены издательства…

Шишков определил и идейную позицию неприятия русского перевода как такового. Она прозвучала в связи с его теоретизированием по поводу славянского языка и языкознания. Еще до появления в Санкт-Петербурге эмиссаров Британского Библейского Общества, тем более каких либо решений о русском переводе Библии, в 1810 г., на годичном собрании Российской Академии Наук Шишков выступил с торжественной речью, где высказал тезисы о едином славяно-русском языке и его уникальности в качестве языка Свящ. Писания. Второе издание этой речи в 1825 г., как раз в самый разгар противостояния с Обществом и борьбы с русским переводом, нужно рассматривать уже программным заявлением нового министра Народного Просвещения в отношении русского перевода Библии. Более рельефно теоретические и идеологические взгляды по этим вопросам представлены в его Записках этого периода. Прежде всего Шишков не признавал существование русского языка как самостоятельного и отдельного от славянского: «Язык у нас Славенский и Русский один и тот же. Он различается только (больше, нежели всякий другой язык) на высокий и простой. Высоким написаны Священные книги, простым мы говорим между собой и пишем светские сочинения, комедии, романы и проч. Но сие различие так велико, что слова, имеющие одно и то же значение, приличны в одном и неприличны в другом случае». В развитие этой языковой дилеммы славянский и русский разделялись им как «высокий язык, сделавшийся для нас священным» и «простонародный », «язык Церкви» и «язык театра», «язык веры» и «язык страстей». Действительно, для Руси славянский как литературный язык изначально сформировался именно на Свящ. Писании. Эта данность послужила для Шишкова основанием постулировать существование неразрывной, органической связи между славянским языком и Библией. Более того, славянский язык по своим выразительным свойствам, согласно Шишкову, идеально приспособлен для передачи богооткровенных истин Библии, причем, столь совершенными возможностями не обладает ни один современный европейский язык: «Мы показали отчасти богатство мыслей, заключающихся в словах наших; видели превосходство их перед словами других языков. Из сего краткого показания можем посудить, какая разность в высоте и силе языка долженствует существовать между Свящ. Писанием на Славенском и других языках: в тех сохранена одна мысль; в нашем мысль сия одета великолепием и важностию слов». Славянская Библия уникальна не только среди других переводов Свящ. Писания, но предпочтительнее даже его оригинальных текстов, поскольку «еврейский сегодня никто не знает».

Подобные представления о исключительности славянского языка, утверждение его сакрального характера делали для Шишкова перевод Библии на русский язык недопустимой профанацией Свящ. Писания, от которой, по его мнению, оставался один шаг и до покушения на незыблемые устои государственного и общественного строя: «В прежних письмах моих имел я честь объяснить Вашему Сиятельству [Шишков обращается к Аракчееву] о продолжающихся и ныне покушениях и стараниях продолжать собрания Библейских Обществ и распространять не переводы, а, так сказать, перекладку Свящ. Писаний с высокого и важного языка на простонародное наречие: два сильнейшие орудия революционных замыслов»; «Переводы Свящ. Писания с высокого языка (называемого Славенским) на простой, в общежитии употребляемый язык (называемый Русским), под предлогом лучшего разумения церковных книг придуманы для уменьшения их важности и поколебания Веры»; «Чтение Свящ. книг состоит в том, чтобы истребить Правоверие, возмутить отечество и произвесть в нем междоусобия и бунты <…> Переводы Свящ. Писаний на простое наречие и распространение их в неимоверном количестве экземпляров есть также одно из средств, придуманное в Библейских Обществах к поколебанию Веры». Перевод Свящ. Писания непременно, согласно Шишкову, должен привести и к переходу церковного богослужения на русский язык, о чем нельзя и «подумать без ужаса»: «Подобная мысль [славянский язык перестал быть понятным] поведет нас к заключениям, что и всю церковную службу должно переложить на простонародный язык».

Такая позиция решительно отрицала саму возможность перевода как такового и в конечном итоге вела к тупиковой ситуации, в которой в свое время оказалась Католическая Церковь в связи с запретами использовать какой либо библейский текст, помимо латинской Вульгаты, и читать Свящ. Писание мирянам. В пафосе своего неприятия русского перевода и в борьбе за чистоту веры Шишков, по существу, договаривался и до прямого запрета на чтение Слова Божьего: «В напечатании столько Библий, чтобы каждый в Государстве человек мог ее иметь (так сказано в Отчетах). Что ж из этого последует? Употребится страшный капитал на то, чтоб Евангелие, выносимое с такой торжественностью, потеряло важность свою, было измарано, изодрано, валялось под лавками, служило оберткою каких-нибудь домашних вещей и не действовало более ни над умами, ни над сердцами человеческими». Так отвергался основной тезис Библейских Обществ о том, что Слово Божие для каждого верующего должно быть доступно на понятном, родном языке…

В результате, сочетание частных амбиций, страха, консерватизма и некоторых «научных» воззрений привело к официальному неприятию русского перевода Свящ. Писания в последние годы царствования Александра I и на всем протяжении правления Николая I.



Пост был опубликован среда 5 февраля 2020
Религиозная организация Российское Библейское Общество
115054, г. Москва
ул. Валовая, дом 8, строение 1

Телефоны:
(495) 940-55-90 (секретарь)
(495) 940-55-80 (отдел реализации, информация о наличии книг)
(495) 940-55-94 (отдел сбора средств на благотворительные проекты)
Факс: (495) 951-60-07


Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного, дабы всякий верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную.>
От Иоанна святое благовествование 3,16